Начнем с одного из Ваших предков. Вот что говорит энциклопедия “Айазг” о двоюродном брате деда В.А.Оганяна по отцу, Христофоре Оганяне: “Родился в городе Шуши в 1864 году. Еще подростком с группой сверстников сбежал из дома, чтобы примкнуть к армянскому освободительному движению, но был возвращен с помощью полиции. Закончил медицинский факультет Женевского университета, врач-окулист. В Женеве, с группой армянских студентов, основал в 1887г. армянскую социал-демократическую партию “Гнчак”. Впоследствии поселился в Тавризе, где принимал участие в организации боевых групп. В 1897г. поддержал Никола Думана в инициативе организации Ханасорского похода, в котором принял участие в качестве командира отряда и врача. Автор книги “Причины слепоты”, изданной в Баку”.
— Прокомментируйте, пожалуйста, что такое “Ханасорская операция”: Вы, как человек военный, видите и понимаете в ней больше и лучше, чем другие.
— Целью был удар по кочевому племени мазрик, которое под предводительством Шариф-Бека сыграло решающую роль в уничтожении армянских боевых групп, участвовавших в ванском сопротивлении.
Но с идеей согласились не все, и решение по ее реализации было принято после трудных споров, в которых Никола Думана решительно поддержал и Христофор Оганян, принявший участие в Ханасорском сражении как один из командиров и врач.
24 июля 1897 года, после принятия торжественной клятвы, отряд из 253 человек перешел ирано-турецкую границу и скрытно охватил группу вооруженных кочевников в Ханасорской долине. Среди 250 шатров племени мазрик три, принадлежащих Шариф-Беку, выделялись снежной белизной. Но вот они стали тревожно-красными от первых лучей солнца. Это кровь ванских братьев взывала к мщенью бойцов, ждущих сигнала атаки.
12 часов длился бой; к утру следующего дня противник был уничтожен. Армяне, потеряв 19 человек, отступили в Персию, сохранив основную боевую мощь. Самому Шариф-Беку удалось бежать в женской одежде (по строгому приказу командира отряда женщин и детей пощадили).
Ханасорский поход был беспрецедентным явлением для армянского национального движения ХIХ века, выгодно отличавшимся меньшими потерями при крупномасштабности операции. Он оказал сдерживающее воздействие на кочевые племена, проживавшие в районе ирано-турецкой границы; показал, что армянскую кровь нельзя проливать безнаказанно.
(Из статьи В.А.Оганяна “Штык и скальпель”)
— Я вижу в личности Христофора Оганяна много общего с Вами. Был ученым и в то же время военным. И самое, пожалуй, главное — активность, деятельный характер. Расскажите, если можно, также и о своем отце. Кем он был и что воспитывал в Вас?
— Моего отца звали Арам Оганян. Увидев закат девятнадцатого века, он, наверное, взглянет на восходящий двадцать первый из Ереванского университета. С портрета на стене географического факультета, одним из основателей которого он был и где работал деканом и заведующим кафедрой в течение многих лет. Портрет повесили его коллеги, помнившие, что отец подготовил сотни специалистов, написал десятки трудов, многократно издававшиеся учебники, был известен как переводчик и детский писатель.
Помнили отца и ветераны армии, как он в первой армянской военной школе воспитывал будущих известных военачальников, в том числе первого советского генерала из армян — Баграта Арушаняна и Нвера Сафаряна — прославленных участников Великой Отечественной войны. Знали, что отец был в коллективе, составившем русско-армянский военный словарь.
Помнили отца и пассажиры поезда с беженцами, спасенные от турок пулеметчиками под командованием поручика Оганяна. Помнили самые разные люди из благодарности за помощь или просто из уважения к “беспартийному человеку, сумевшему многого добиться в партийной стране”, как сказал один из его учеников.
Но для меня главным было не это. Отец мой песней о Вардане-зораваре заронил в мое юношеское сердце боль об утраченном величии Армении. Но не безысходную скорбь, а возмущенную обиду за поруганную честь, жажду мщения и реванша.
Как завороженный я слушал его рассказ о матери античного героя, принявшей известие о гибели сына в бою за родину словами: “Для того его и родила я”. Об армянском воине, сказавшем вражескому полководцу, сына которого он ранил в сражении: “Если удар нанесен моей рукой, то он не выживет!” О генерале Раевском, поднявшемся в атаку, взяв за руки несовершеннолетних сыновей…
Это отец внушил мне идею о нации, как высшей форме человеческой общности, и убедил меня в том, что возраст народа измеряется не всеми прожитыми веками, а лишь теми, что были свободны от чужеземного ига. Что нация — это народ, имеющий собственную армию — атрибут государственности.
— Так что сама семья Ваша была такой: мужчины занимались наукой, но, если нужно, брались за оружие. Мы не случайно начали с предков — не потому, что они хронологически предшествуют, а потому что они входят “в состав” Ваших главных ценностей. Не меньше значения отводилось в Вашей системе ценностей и детям; Ваши близкие рассказывают, что, будучи очень занятым по службе, Вы любили развлекать детей: устраивали у себя дома праздники, показывали фокусы. В итоге получается очень последовательно: каждый из нас — звено в цепи.
А в своей собственной биографии что бы Вы особенно выделили?
— Родился и окончил школу в Ереване. Учился в Московском энергетическом институте, на электро-механическом факультете набора 1949 года и в Военной артиллерийской инженерной Академии. Начал службу на ракетном испытательном полигоне, завершил ее в Московском ЦНИИ. Участвовал в разработке систем вооружения, что требовало непрерывных занятий прикладной наукой и математикой. Самостоятельно изучил университетский курс философии. Кандидат технических наук, старший научный сотрудник, имею десятки научных трудов и изобретений.
Полковник в отставке, после увольнения из вооруженных сил опубликовал более 100 работ, в том числе гипотезы об идеальной политической системе, оптимальном планировании семьи, о причинах разводов, продолжительности жизни, о происхождении национализма и войны, благородства, красоты, проституции, преступности, о лунном ядре; литературные миниатюры в различных газетах, журналах, книгах (сборниках афоризмов). Сущность опубликованных идей излагал в выступлениях по Центральному телевидению, в Политехническом музее, Центральном доме Российской армии и др. Призер Московского международного фестиваля сатиры и юмора “Юморина — 97”.”
— Я все читаю и перечитываю книгу Ваших афоризмов — они в лучших традициях Ларошфуко, Ежи Леца … К Вашим афоризмам хорошо подходит определение В.Швебеля, немецкого ученого и публициста, афориста XX века: “хорошие афоризмы — это горькое лекарство в привлекательной оболочке, которое излечивает, не оскорбляя вкуса”.
Принято считать, что афористами становятся остроумцы и острословы, наделенные философским воззрением на жизнь. Думаю, не ошибусь, если скажу, что философичность свойственна Вашему мышлению — не случайно же Вы добровольно (и самостоятельно) изучили университетский курс философии.
— Приведу несколько афоризмов из книги “Жизнь — попытка обрести бессмертие” (Ереван, “Антарес”, 2016): “Религия объясняет — почему грешить нельзя, а философия — почему грешить хочется”; “Реформы меняют адресатов взяток”; “Родина есть у всех, отечество — у воина”; “Слуга, без которого не можешь прожить, становится господином”; “Человек умирает от сердечной недостаточности, народ — от духовной”; “Суицид — единственное преимущество человека перед Богом”.
— Не хочу спрашивать, любите ли Вы Ереван, столицу нашей родины. Приведу один фрагмент из Вашей миниатюры “В гостях у себя”.
“…Ходил я и просто по улицам. Знакомым улицам с уже незнакомыми людьми. И радовался всему, не видя недостатков… Может быть, потому что чувствовал себя в гостях на родине, оставленной когда-то в поисках славы. В гостях у своего народа, без меня поднимавшегося из завалов землетрясения, защитившего и строящего страну. В гостях у не дождавшихся меня родителей; у своих детей и внуков, возвращающих Армении мой долг; в гостях у друзей детства, не бросивших город в голод и холод, состаривших их преждевременно, но не остудивших их объятий при встречах со мной.
Я навестил их всех. Одних в старых домах, знакомых с детства, других в новых кварталах; а чьи-то имена я прочитал на стенах домов и эпитафиях. При мне появилась еще одна: ушел мой русский товарищ, влюбленный в нашу страну, говоривший на нашем языке и принятый благодарной нашей землей, помнящей, скольких армян приютила русская земля.”
Зная, что Вы учились в одном классе с нашими выдающимися впоследствии гуманитариями Э.Р.Атаяном и Л.Г.Нерсесяном, предполагаю, что Вашей учительницей русского языка и литературы в школе была всеми любимая, многими почитаемая Тамара Аракеловна Тареканова, мать моего университетского преподавателя Э.Г.Аветяна. Бывая в его доме, я была знакома и с ней, — какой прекрасный, теперь уже, наверно, неповторимый русский язык, какое произношение, какая любовь к поэзии… Наверно, таким вот переплетением судеб, учительством и ученичеством и образуются корни — те корни, которые удерживают почву культуры.
