Сегодня мы имеем ситуацию, когда старый формат взаимоотношений в каком-то смысле меняется и превращается в новый, сказал в интервью “РА” директор “Института Кавказа” Александр ИСКАНДАРЯН.
— Г-н Искандарян, какими Вам видятся армяно-российские отношения на нынешнем этапе с учетом изменившейся после Арцахской войны 2020г. геополитической и региональной ситуации? Сохранились ли союзнические стратегические отношения?
— Они не просто сохранились, они развиваются. Нынешнюю ситуацию я бы назвал ситуацией, когда старый формат взаимоотношений в каком-то смысле меняется и превращается в новый.
Дело в том, что до последнего времени, до Карабахской войны 2020г., у Армении уже был достаточно широкий формат взаимодействия с Россией — в сферах экономики, международных организаций, в которые входили обе страны, как ОДКБ и Евразийский союз, культуры и т.д. Россия как сопредседатель Минской группы ОБСЕ, конечно же, принимала участие, причем существенное участие, в попытках его урегулирования. Но вот война привела к совершенно новой ситуации в том смысле, что на сегодняшний день Россия фактически обеспечивает безопасность Арцаха, она напрямую присутствует в регионе, я имею в виду не Республику Армения, а Арцах, где находятся миротворческие силы РФ. Россия напрямую обеспечивает безопасность Арцаха, что создает некоторую новую ситуацию. Она еще окончательно не уложилась, что называется, в формат того, каким образом и как Россия будет дальше существовать в рамках этого конфликта. Еще определяется, например, то, каким образом действовать миротворцам, определяются границы, по которым они стоят реально и на границе Арцаха с Азербайджаном, и на границе Армении с Азербайджаном тоже, определяется то, каким образом они будут действовать и что для этого понадобится… Много чего определяется. Например, формат Минской группы — будет она или нет, во-первых, если будет, то в каком виде и как она будет существовать. Очевидно, впереди еще попытки возвращения к собственно Карабахскому конфликту: соглашение, заключенное (9 ноября 2020г. — Г.М.) — это было соглашение о перемирии, а не о статусе Карабаха. И это, конечно, очень сильно влияет на то, что роль России, значимость России для Армении и Карабаха повысилась.
— Какие перспективы развития армяно-российских отношений Вы видите?
— Несомненно, они будут развиваться и увеличиваться. В каком направлении, сколько, как далеко это зайдет — будет видно по развитию ситуации вокруг, потому что она зависит не только от Армении и России. Есть Азербайджан, есть Турция, есть Иран, есть такой обобщенный Запад и т.д. То есть это все в рамках идущего процесса переговоров. Не в том смысле, что люди все садятся за один стол и что-то решают. Но идут постоянные контакты — русских с иранцами, русских с турками, русских с азербайджанцами и русских с армянами, т.е. с Арменией и Арцахом. Это все ведет к тому, что это сотрудничество будет на самом деле расширяться. А как и в каком направлении, это прямо сейчас определяется. Я думаю, что это продлится, как минимум, еще несколько месяцев, если не больше.
— Каким Вам видится разблокирование транспортных коммуникаций? Несмотря на то, что в заявлении от 9 ноября 2020г. о разблокировке говорится, по сути, все остается, как было. При этом Абхазия заявила о желании открыть свою железную дорогу, Азербайджан и Турция настаивают на коридоре через Мегри, Армения в ответ заявила, что в заявлении от 9 ноября 2020г. нет никаких положений о создании коридора и что любая дорога или коммуникация, проходящая через территорию Армении, находится и будет находиться исключительно под юрисдикцией и суверенитетом Армении. В этом контексте армяно-российское взаимодействие может привести к результату, учитывающему интересы и России, и Армении?
— Взаимодействие — очень правильное слово. Это серьезная проблема на самом деле, ибо у разных сторон разные интересы. То, что нужно Азербайджану, не совпадает с тем, что нужно Армении, то, что нужно Турции, не совпадает с тем, что нужно Ирану, России т.д. То есть тут проблема сочетания различных интересов, которые противостоят друг другу и у которых очень много составляющих — от безопасностных до финансовых, политических. Как это будет контролироваться, кто будет строить, какие финансы на это пойдут, каким образом будет гарантироваться безопасность, кто будет охранять, какие таможенники будут стоять на этой границе, кто будет за все это платить и т.д. Там очень много вопросов.
Эта проблематика чрезвычайно сложная. Лично я не думаю, что можно ожидать каких-то быстрых результатов. Потому что, повторюсь — то, что нужно Азербайджану и Турции, дорога через Мегринский участок в Нахиджеван и далее в Турцию, — я бы не сказал, что это будет представлять большой интерес для Армении. Проект этот явно политический, а не экономический. Тут политическая составляющая очень велика, потому что дорога из Азербайджана в Турцию на самом деле есть, она идет через Грузию, и она не задействована. Ее много раз уже открывали, делали какие-то громкие заявления, а на самом деле реально она не работает. Проблема сообщения с Нахиджеваном может быть решена чрезвычайно просто по существующим дорогам, которые проходят через Армению, но этого Азербайджан не хочет. И так далее. Это все очень тяжелые капиталовложения. Там нужны… я не экономист, но насколько я могу следить за подсчетами экономистов, это минимум сотни миллионов долларов. Что возить по этим дорогам — это отдельная проблема. Сказать, что существует очень много потребностей, чтобы возить какие-то грузы, которые невозможно возить другим образом, тоже сложно. Ну, и т.д. В силу этого я предполагаю, что этот процесс будет достаточно долгим и трудоемким. К чему он приведет, мне сложно сказать.
Но у нас есть пример. Даже несколько. Кавказ весь перегорожен такими шлагбаумами, фигурально выражаясь. Абхазская дорога… Почти 30 лет существует этот феномен обсуждения вариантов ее открытия, а воз и ныне там. Рокский тоннель… Транспортная артерия, чрезвычайно удобная с географической точки зрения для сообщения между Южным и Северным Кавказом. Как мы знаем, перевал, который идет по Военно-грузинской дороге, да, он чрезвычайно сложный в силу природных особенностей, но, тем не менее, воз и ныне там.
Таким образом, эта проблема утыкается в очень много сложностей, и я не знаю, как скоро это может быть разрешено. Но сейчас ведется какое-то первичное приближение к попыткам понимания того, а что, собственно говоря, можно сделать.
— Получается, что это прощупывание возможного идет по всем сферам…
— Да-да. Понимаете, соглашение (9 ноября 2020г. — Г.М.) заключалось, что называется, на коленке. Это был острый момент, это был цугцванг. Это была ситуация очень острого кризиса. И, как известно, заключалось оно при очень сильном участии лично президента России и, конечно, серьезном участии собственно России. И это документ не о заключении мира, а о прекращении огня. Надо было прекратить огонь, и прекратить его быстро. Ожидать того, что в этой бумаге, помимо прекращения огня, содержалось бы еще и решение тех проблем, которые не решены за 30 лет и усугублены прошедшей войной, нереалистично. Сейчас пытаются начинать подходить к тому, чтобы понять, что делать дальше. Я не аналитиков имею в виду, я имею в виду государства — Россию, Армению и т.д. И вот это “что делать дальше” и обсуждается на самом первом этапе.
