В Союзе художников Армении в минувшую субботу была открыта выставка под названием “Еразнер” (“Сны”). На ней были представлены картины, а также скульптуры, коллажи и другие произведения 150 современных армянских художников трех поколений.
Организовал выставку художник Геворг Багдасарян (Гога), отметивший, что это его уже 11 по счету проект. В разные годы были организованы выставки самой разной тематической направленности — “Кони” (посвященные лошадям), “Обнаженная” (работы в стиле ню), “Поколения” (картины представителей одной семьи, где есть три поколения художников), “Танец” и др. На этой выставке возможность выставить свои работы получили самые разные художники, среди которых как профессионалы (члены СХА, в том числе и из регионов), так и люди самых разных профессий, пробующие себя в искусстве — психолог, филолог и т.д.
Свою картину “Нарек” выставил и наш известный артист балета и хореограф Рудольф Харатян. Сам же организатор выставки представил серию из 4 работ “Евангелисты”.
“Самым любимым учеником Христа был Св.Ованес (Иоанн Богослов). И на всех картинах, на которых его изображали, он единственный был безбородым — всех остальных учеников рисовали бородатыми. И есть смелая гипотеза, что Мария Магдалина и была автором Евангелия от Иоанна, и именно ее в Евангелиях называют “Возлюбленный ученик Иисуса”. Вот я и изобразил Св.Ованеса без бороды, с косичками”, — так представил одну из своих работ Геворг Багдасарян.
Среди выставленных работ были картины кандидата педагогических наук, доцента кафедры психологии Российско-Армянского (Славянского) университета (РАУ) Ануш Бабаян. Ее творчество было представлено двумя картинами: “Подсказки предков: Мы — летящая в космос пыль” и “Сердце планеты” из цикла работ “Грезовоображение”. Рисует художница исключительно минеральными красками, на рисовой бумаге и китайской кистью. По ее словам, “Грезовоображение” — это выдуманный ею неологизм, отправной точкой для создания которого послужило творчество известного поэта Серебряного века Игоря Северянина, который строил свой особый, “грезный” мир благодаря самым разнообразным словам-экспромтам, новым поэтическим формам и новациям. И если Северянин в своих произведениях любил, так сказать, “скрещивать” язык, то Ануш Бабаян в своих картинах “соединяет свои чувства-знания”.
— Мысль у меня появляется через поэтические строки, или иногда в голове просто рождается какая-то мысль. Например, известная строка Тютчева — “Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…”, или же Фета — “Учись у дуба, у березы…”. Они просто всплывают в моем мозгу, потом я начинаю думать над этим, мысль начинает вести меня, и я переношу это на бумагу. Эмоции, чувства, они дают лишь толчок, мысль — ведет, а потом, как говорил психолог Выготский, происходит “короткое замыкание”, и вот тогда появляется идея. Это “короткое замыкание” может дать импульс, чтобы я взяла в руки кисть и начала рисовать. И рисую уже я то, что получится.
— То есть вы до конца не представляете, что собираетесь рисовать?
— Я потом понимаю, я думаю об этом и приблизительно знаю. Иногда выходило так, что зрители говорили мне, что они увидели в той или иной работе, и это было то, о чем я думала, хотя и не озвучивала. Фактически получалось, что мне удавалось передать свои мысли бумаге, и люди понимали, “считывали”. Это отражается, точно как у Пушкина: рука тянется к перу, перо — к бумаге, и полились стихи. Все-таки этот процесс возникновения, он крестообразный: эмоция идет изнутри вверх — это временной вектор. Через расширение пространства уже идет горизонталь — когда я представляю образ. И когда это друг на друга накладывается, в середине образуется этот “крест”, который, как слово, и импульс дает, и в конечном счете формирует полностью образ. Идея формулируется раньше, а образ появляется в процессе работы (я вижу его), но что будет на выходе, что получается в конечном итоге, я сама вижу потом.
— Вот если взять вашу картину “Мы — летящая в космос пыль”, представленную на этой выставке. Что подтолкнуло вас на ее создание — тоже какая-то поэтическая строчка?
— Эта фраза у меня все время крутилась в голове, но как-то я пошла в Музей этнографии, и там увидела созданную нашими древними предками модель космоса. И я поняла, что сквозь века наши предки пытались до нас донести эту мысль, внушали ее будущим поколениям через наскальные рисунки, хачкары и т.д. Они как бы говорили нам: “Человек, ты хоть и звезда, может, и очень яркая, но в масштабах космоса — ты всего лишь пыль. Живи себе, не мучай себя, радуйся, все равно в конце концов улетишь”. Ну, это я говорю, конечно, с иронией, но… И со временем это оформилось в картину.
— А почему ваш выбор остановился на китайской кисти и на рисовой бумаге?
— Рисовать я начала с 2013 года — до этого я никогда не брала в руки кисть. Я не профессиональный художник. Просто как-то отвела гостившую у меня внучку на занятия по каллиграфии. Пару уроков я посмотрела, потом внучка уехала к себе в Москву, а я увлеклась. Меня привлекло то обстоятельство, что китайской кистью может рисовать кто угодно, для этого не нужно специального академического образования. Потом мне всегда была близка восточная культура, китайская и японская живопись, которыми я увлекалась еще со школьных лет. Кстати, в студенческие годы у меня была кличка “Йоко” (имя жены Джона Леннона — авт.), видимо, из-за некоторого внешнего сходства. Восточная культура меня привлекала, в первую очередь, своей непрерывной связью с предками и умением созерцать. Утонченность, сдержанность, “самостроительство” — все это меня очень привлекало. Всю жизнь я занимаюсь исследованием аксиологических проблем эстетического образования. Для меня очень важна эстетическая ценность, ее восприятие и обучение этому. Поэтому для меня очень притягательны японская и китайская культуры.
