Семья сирийских армян-беженцев Джабахчурян уже хорошо известна в Армении. Сегодня их небольшое заведение, где горят печи и плиты, и где готовятся вкуснейшие лагмаджо и другие блюда восточной кухни, очень популярно в столице.
Заведение под названием “Кайц” (“Искра”), что теперь находится на улице Налбандяна, 5, было основано Григором Джабахчуряном. Он приехал из Сирии с женой Салби, сыном Кайцаком и дочерью Мегри. Четыре года назад главы семьи не стало (не выдержало сердце), а дочь вышла замуж и уехала в США. Сейчас в “Кайце” работают мама, сын и наемные работники.
Завсегдатаям этого ресторанчика быстрого питания нравится доброта хозяев, их исключительно честное и добросовестное отношение к делу, а главное — патриотизм. Если для кого-то Армения “страна не страна”, то для Джабахчурянов как раз наоборот. В их заведении на самом видном месте висит плакат, где написано: “Еркире еркир а” (“Наша страна — Страна”). Прекрасный пример любви к родине, в особенности для ура патриотов, не перенесших и малой толики того, что выпало на долю Джабахчурянов… Людей, которые оставили в Сирии дом, два магазина, машину, налаженный и прибыльный бизнес, родственников, потеряли близких людей в войне… В “Кайце” еще везде висят фотографии — экспозиция меняется время от времени: здесь можно было увидеть выдающихся армян — военачальников, наших солдат-срочников и героев, деятелей культуры и искусства, спортсменов, шахматистов, панорамы армянской природы и церквей и т.д. Неизменным остается только один экспонат — армянский триколор. Святое знамя родины, под которое вернулись наши соотечественники, наладили новую жизнь, создали свой бизнес из “искорки”, имя которой трудолюбие, честность, добросовестность и любовь к Армении. Мы часто беседовали с хозяйкой заведения — Салби Чилингарян-Джабахчурян. Она хоть и устала от внимания журналистов, больше ищущих негатив и интересующихся политическими взглядами семьи, тем не менее, отмечает, что в раскрутке их заведения и распространении доброй славы больше всего помогли именно журналисты.
— Мы приехали из Алеппо. С Григором поженились, когда мне было 18 лет. Ну, а наши предки, как и другие армяне Сирии — практически все потомки людей, спасшихся от геноцида 1915 года. Муж занимался ремонтом автомобилей, а в последние пять лет до нашего приезда в Армению в 2012 году, стал заниматься нашим нынешним бизнесом. Мы жили очень хорошо: представьте — в семье из 4 человек работал только отец, и этого с лихвой хватало. У нас были наемные работники — курды, туркмены, а муж руководил бизнесом. Сын в Сирии окончил колледж, потом решил открыть собственную точку питания. Он делал более “современные” вещи для молодежи — пиццу, сэндвичи. Кайцак где-то с 13 лет стал забегать к отцу, смотрел, как там работают. Постепенно стал учиться и 
помогать. Работе с тестом он научился у наших работников, а я научила разбираться в пряностях. В 2005 году мы поехали во Францию. В магазине Au Fournil du Boulevard сын прошел практику по выпечке багетов и профессионально научился работать с тестом.
— Расскажите о своем приезде в Армению.
— Мы не собирались приезжать в Армении. Когда в Сирии стало неспокойно, вначале отправили сюда детей — очень боялись за их жизнь. В армянских кварталах Алеппо уже было опасно: появлялись подозрительные молодчики, которые запросто могли напасть. Мы приехали с мужем к детям на летние каникулы в 2012 году, всего с двумя чемоданами, и остались, так как ситуация ухудшалась с каждым днем. Сестра постоянно звонила и говорила, чтоб мы не возвращались.
— Представляю, как вам было тяжело…
— Война, а тем более гражданская — страшная вещь. В одночасье теряешь все — семью, близких, нажитое, покой, психику… У нас большой род: нас три сестры, один брат, а у мужа — две сестры и два брата. А вот началась война, и нас снова, как когда-то наших предков, опять разбросало по миру. Кто-то сейчас в Австралии, кто в Канаде… Есть семьи, где родители оказались разлученными с детьми. Очень много семей разрушилось. Сын моей сестры уехал в Германию, а она осталась в Сирии. Очень тяжело мне говорить, но мы потеряли четырех Джабахчурянов. Погибли двое двоюродных братьев мужа, дочь сестры, ей было 24 года, погибла во время ракетного обстрела. Каждая семья, которая осталась в Алеппо, кого-то потеряла. Это просто такая невыносимая боль, что я стараюсь не думать и не вспоминать об этом. Но иногда так накатывает, что начинаю роптать на судьбу и “ругаюсь” с ней: ведь если бы не война, муж мой, наверное, был бы жив. Он все потерял, что создавал долгие годы, бросил, уехал, начал все заново уже в солидном возрасте. Носил эту боль в сердце, уже здесь перенес две операции. И, в конце концов, оно не выдержало…
— Очень трудно найти слова, которые могли бы смягчить вашу боль… Давайте сменим эту тяжелую тему и поговорим о ваших детях, о том, как вы их воспитывали. Но уже понятно, что вы все — большие патриоты Армении. Об этом кричит весь интерьер вашего заведения.
— (Салби вытирает слезы и слегка улыбается). Если говорить о патриотизме, то мой муж в этом смысле был фанатиком. Армянский язык для него был превыше всего. Его приоритеты — дети должны были знать родной язык и любить Армению. Он учил их народным и национальным военным песням. При том, что ни разу не бывал в Армении. Когда у сирийских армян рождается ребенок, ему обязательно нужно дать такое имя, чтобы показать любовь к родине. А потому имена у наших детей чисто армянские: дочь назвали в честь армянского города Мегри, ну, а сын — Кайцак — чтобы был искристый и сильный, быстрый, как молния. Мы были очень внимательными к детям: делали все, чтобы они не сбились с пути, отличали добро от зла, чтобы никто не мог ткнуть в них пальцем. Мы живем в эпоху безбожия: в мире не осталось любви, чести, верности. Как мама, я хотела, чтобы они хранили верность семье, любили людей, верили в Бога, приучила их посещать церковь. Кайцак и здесь каждое воскресенье ходит в церковь. Уделяли внимание и их образованию. Дочь, помимо армянского, владеет французским, английским, арабским — она исламовед. Кайцак знает еще английский, арабский, курдский, немного говорит на французском. Сыну здесь нравится: он не собирается покидать Армению. Мирно, все вокруг говорят по-армянски, у него много друзей. А вот с дочерью было тяжело расставаться: мне говорили, радуйся, в Америке будет жить. А я вот переживаю. Когда ты живешь не на своей земле, это очень тяжело. Мне это известно, как никому другому… А здесь, в Армении, мы дома. Своя земля, свое небо, свой народ, язык.
